Я водку не пью - я ей душу дезинфицирую.
....оборжака....
- Мне медаль дадут? – хихикая, поинтересовалась Ленка у молоденького ментенка. – За доблесть и отвагу.
Белобрысый и кареглазый ментенок, («Вы знаете, что вы – биологический урод?» — спросила Ленка, когда он записывал ее сбивчивые показания), засмеялся. Мы им откровенно любовались.
— Елена Александровна, вам нужно за безрассудство ремня дать, а не медаль. Вы почему двери в машине не блокируете? И зачем вы вступили в… эм…
— Неравный бой с противником, — подсказала я.
Сидящий за соседним столом опер, или фиг знает, как у них там называются сотрудники, прыснул.
— Да-да, именно так, — согласился ментенок. – Ведь он мог быть вооружен. А если бы он вас ножом пырнул? И из-за чего? Из-за сумки? По вашим словам, ничего особенно ценного в ней нет.
— Я что, должна была отдать ему все… эм…
— Нажитое непосильным трудом, — опять подсказала я.
Опер выдвинул ящик стола, нырнул в него лицом и заколыхался. Ментенок старался не смеяться.
— Вы понимаете, что все могло обернуться совсем по-другому, Елена Александровна?
— Куртка замшевая. Две. Видеокамера заграничная… — бубнила я под нос.
Опер умирал. Кажется, от кровоизлияния в мозг, судя по цвету его лица. Ментенок начал часто и коротко дышать, в попытках остановить рвущийся смех. Глаза его сияли непролитыми слезами. Каждые полминуты в кабинет просто так заглядывали дядьки в ментовской форме, быстро осматривали нас и закрывали дверь. Все местное отделение хотело посмотреть на двух припизднутых баб, которые до полусмерти заколбасили бедолагу вора, к которому у них было много претензий.
- Если вы пообещаете не заносить это в протокол, я вам скажу, почему я не отдала сумку, — Ленка решилась.
Я выпучила глаза, закашлялась и спрятала в ладонях вмиг вспыхнувшее лицо. Я знала причину. И я боялась, что теперь нас сдадут в дурку. Особенно, после того, как я рассказала, о том, что сумку у меня не смогли украсть потому, что я неприлично громко рассмеялась, представив, что там обнаружит воришка. Естественно, я перечислила все, что там было.
— Обещаю! Даже клянусь! – воскликнул ментенок, косясь на меня.
Ленка раскрыла сумку и выудила оттуда черный пакет.
Ментенок и опер с интересом следили за ее манипуляциями.
Я захрюкала в ладошки.
Ленкина рука занырнула в пакет, и я начала подвизгивать, сквозь истерический скулеж.
Я уже не могла дышать, когда Ленка жестом фокусника вытащила из пакета 27-сантиметровый (длина указана с учетом устройства переключения скоростей) вибратор, с головкой нежно-розового цвета.
Через секунду кабинетную тишину разорвал дичайший ржач.
Я сидела, уткнувшись в колени, роняя слезы, слюни и сопли на пол и умирала, умирала, умирала. Ленка так же рыдала, уткнувшись в край ментеновского стола. Ментенок рыдал напротив. Между ними лежал хуй (гиперкожа, три режима вибрации, дополнительная функция в виде возвратно-поступательных движений головки с тремя режимами скорости, гарантия год). Опер уже кончался. Лицо стало цвета баклажана, глаза почти выпали из орбит, он держался за грудь и пытался дышать, сдавленно сипя: «Ой, бля, умираю. Ой, бля, умираю».
— Мне бы-ы-ыло сты-ы-ыдно, — проквакала Ленка.
И мы все умерли еще раз.
(с) Этания
- Мне медаль дадут? – хихикая, поинтересовалась Ленка у молоденького ментенка. – За доблесть и отвагу.
Белобрысый и кареглазый ментенок, («Вы знаете, что вы – биологический урод?» — спросила Ленка, когда он записывал ее сбивчивые показания), засмеялся. Мы им откровенно любовались.
— Елена Александровна, вам нужно за безрассудство ремня дать, а не медаль. Вы почему двери в машине не блокируете? И зачем вы вступили в… эм…
— Неравный бой с противником, — подсказала я.
Сидящий за соседним столом опер, или фиг знает, как у них там называются сотрудники, прыснул.
— Да-да, именно так, — согласился ментенок. – Ведь он мог быть вооружен. А если бы он вас ножом пырнул? И из-за чего? Из-за сумки? По вашим словам, ничего особенно ценного в ней нет.
— Я что, должна была отдать ему все… эм…
— Нажитое непосильным трудом, — опять подсказала я.
Опер выдвинул ящик стола, нырнул в него лицом и заколыхался. Ментенок старался не смеяться.
— Вы понимаете, что все могло обернуться совсем по-другому, Елена Александровна?
— Куртка замшевая. Две. Видеокамера заграничная… — бубнила я под нос.
Опер умирал. Кажется, от кровоизлияния в мозг, судя по цвету его лица. Ментенок начал часто и коротко дышать, в попытках остановить рвущийся смех. Глаза его сияли непролитыми слезами. Каждые полминуты в кабинет просто так заглядывали дядьки в ментовской форме, быстро осматривали нас и закрывали дверь. Все местное отделение хотело посмотреть на двух припизднутых баб, которые до полусмерти заколбасили бедолагу вора, к которому у них было много претензий.
- Если вы пообещаете не заносить это в протокол, я вам скажу, почему я не отдала сумку, — Ленка решилась.
Я выпучила глаза, закашлялась и спрятала в ладонях вмиг вспыхнувшее лицо. Я знала причину. И я боялась, что теперь нас сдадут в дурку. Особенно, после того, как я рассказала, о том, что сумку у меня не смогли украсть потому, что я неприлично громко рассмеялась, представив, что там обнаружит воришка. Естественно, я перечислила все, что там было.
— Обещаю! Даже клянусь! – воскликнул ментенок, косясь на меня.
Ленка раскрыла сумку и выудила оттуда черный пакет.
Ментенок и опер с интересом следили за ее манипуляциями.
Я захрюкала в ладошки.
Ленкина рука занырнула в пакет, и я начала подвизгивать, сквозь истерический скулеж.
Я уже не могла дышать, когда Ленка жестом фокусника вытащила из пакета 27-сантиметровый (длина указана с учетом устройства переключения скоростей) вибратор, с головкой нежно-розового цвета.
Через секунду кабинетную тишину разорвал дичайший ржач.
Я сидела, уткнувшись в колени, роняя слезы, слюни и сопли на пол и умирала, умирала, умирала. Ленка так же рыдала, уткнувшись в край ментеновского стола. Ментенок рыдал напротив. Между ними лежал хуй (гиперкожа, три режима вибрации, дополнительная функция в виде возвратно-поступательных движений головки с тремя режимами скорости, гарантия год). Опер уже кончался. Лицо стало цвета баклажана, глаза почти выпали из орбит, он держался за грудь и пытался дышать, сдавленно сипя: «Ой, бля, умираю. Ой, бля, умираю».
— Мне бы-ы-ыло сты-ы-ыдно, — проквакала Ленка.
И мы все умерли еще раз.
(с) Этания
слог слабоват.