Ядерное оружие окружено мифами и легендами во многих странах. Но мало где мифотворчество приобрело такие масштабы, как в России. Покойный СССР традиционно превосходил Запад по обычным силам и долго уступал ему по ядерным. И борьба за ядерное разоружение, и антиядерная пропаганда стали в Союзе делом первейшей важности. Одним из самых распространённых пропагандистских мифов был штамп об «избыточности» ядерных арсеналов.
Генсеков сменили президенты, но никто не торопился расстаться с этой частью советского наследия. Штампы советского агитпропа превратились в аксиому, имея к действительности весьма отдалённое отношение, а к советскому фольклору добавились новые байки.
Одним из самых распространённых пропагандистских мифов был штамп об «избыточности» ядерных арсеналов. Советский агитпроп весьма преуспел в рассуждениях о «бессмысленности» наращивания ядерных арсеналов, способных «многократно уничтожить всё живое на Земле». Постсоветский агитпроп продолжил дело советского, немало добавив от себя. Согласно новейшим теориям, наращивание советского ядерного арсенала было вызвано только «тупым» соперничеством с США. Значит, его можно безболезненно сокращать.
На взгляд обывателя, смысл существования «тысячных» арсеналов действительно неочевиден. Согласно подсчётам самих американцев, 400-500 боеголовок мегатонного класса вполне достаточно, чтобы лишить Соединённые Штаты трети населения и двух третей промышленности. Если верить официозу, стратегические ядерные силы будут «работать» в режиме ответно-встречного удара (ОВУ). Иными словами, после получения сигнала о ядерном нападении ракеты атакованной стороны должны взлететь ещё до того, как атакующие межконтинентальные баллистические ракеты (МБР) достигнут своих целей.
Не замечаете ничего странного? Пока одни персонажи вещают про ответно-встречный удар, другие столь же настойчиво доказывают, что «один ядерный взрыв — это уже неприемлемый ущерб, а десять — конец света». Между тем зрелище 1-2 ракет, стартующих в «ответно-встречном» ударе, — при том что поголовье МБР даже при наихудшем сценарии развития стратегических ядерных сил (СЯС) будет измеряться сотнями — выглядит совсем уж нелепо. Иными словами, если ответно-встречный удар неотвратим, то откуда взялись десять одиноких боеголовок?
Отвлечёмся от риторики и займёмся фактами. В чём действительная причина ядерной гонки 1950 — 1980-х годов? Если коротко, американцы, планируя ядерный удар по Союзу, вовсе не собирались умирать следующими. Им было нужно уничтожить советские ракеты до того, как те успеют стартовать. Однако в 1960 — 1970-х годах достать МБР в шахте могла только ядерная боеголовка, установленная на другой МБР. При этом из-за низкой точности МБР для уничтожения одной шахты требовалось несколько боеголовок. Напротив, СССР, обладавший преимуществом в обычных силах, рассматривал свои СЯС только как средство ответного удара и «аргумент» для того, чтобы удержать Штаты от применения ядерного оружия.
читать дальшеОтветный удар предполагал сохранение большого количества боеголовок после удара США, который мог уничтожить подавляющую часть советского ядерного арсенала. По советским оценкам, надёжное сдерживание требовало 100-150 боезарядов. Тем временем эффективность американского обезоруживающего удара росла вместе с характеристиками носителей. И СССР должен был наращивать собственный арсенал. В итоге для того, чтобы обеспечить старт сотни боеголовок в ответном ударе, приходилось держать на дежурстве тысячи боезарядов.
Почему же в СССР закладывались под ответный удар, если ставка делалась на ОВУ? В действительности сценарий ответно-встречного удара был реалистичен недолго и в довольно специфических условиях. И даже тогда полностью полагаться на ОВУ даже и не пытались.
В середине 1970-х «достать» ракету в шахте могла только другая такая же ракета. Между тем МБР летят до цели 30-35 минут. При этом их позиционные районы известны, а старты сравнительно легко обнаруживаются спутниками системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН). На траектории они столь же эффективно — и издалека (сейчас — до 6000 км) — засекаются радарами СПРН. В результате у жертвы атаки остаётся немало времени на реакцию: неожиданный удар оказывается невозможным.
Этого недостатка лишены баллистические ракеты подводных лодок (БРПЛ). Они могут стартовать близ побережья противника и способны за 8-10 минут обрушиться на цели даже в глубине континента. Атака БРПЛ оставляет противнику очень мало времени на ответные действия. В 1970-х годах, правда, точность и лодочных ракет оставалась весьма низкой. Они были практически не способны поражать высокозащищённые точечные цели, такие как шахтные пусковые установки (ШПУ) МБР и командные пункты ядерных сил.
Вплоть до 1980-х годов ракеты, способные поражать ядерные объекты противника, имели большое подлётное время, а ракеты с малым подлётным временем были против них малоэффективны. При этом уже к концу 1960-х годов и СССР, и США обзавелись системами СПРН — сначала наземными радарами, а к концу 1970-х появились и космические группировки соответствующего назначения. В начале 1970-х руководство СССР могло получить предупреждение о ракетном нападении за 15 минут до удара, а к концу десятилетия — за 25-30 минут, то есть почти сразу после пуска ракет противника.
И вот тогда концепция ответно-встречного удара стала реальностью. В американской интерпретации сценарий нанесения упреждающего удара выглядит примерно так. В первые 5 минут спутниковая группировка обнаруживает запуск ракет противника. Следующие 7 минут — серия совещаний военных по поводу реальности атаки; оповещение президента. К 15-й минуте — совещание президента с комитетом начальников штабов. Через 25 минут с момента запуска: если в ходе совещания атака интерпретируется как реальная, президент санкционирует встречный удар. Далее приказ с кодами пуска спускается вниз по цепочке исполнителей и производятся процедуры запуска. По заявлению бывшего главкома РВСН Соловцова, в нашем случае на это уходит 3 минуты. Американцы называют 4 минуты. Через 30-35 минут после запуска боеголовки ракет противника взрываются, разрушая опустевшие шахты. А спустя ещё 30 минут крупные города противника испаряются.
Относительно долгая процедура установления «реалистичности» сигнала о нападении — это суровая необходимость. В 1980-х годах первичные ложные сигналы в системах предупреждения отмечались в среднем 6 раз в сутки. В 1970-х «уточняющие» процедуры ещё не были проблемой — времени на них вполне хватало.
Особенностью тогдашней ситуации был длинный «угрожаемый период»: американцы не могли нанести обезоруживающий удар без подготовки и хорошо заметного выхода из состояния готовности мирного времени. Тем более не стал бы неожиданностью сам пуск ракет. Поэтому в 1970-х — первой половине 1980-х годов ответно-встречный удар выглядел вполне реалистичным сценарием.
СССР следовало бы сократить свои стратегические ядерные запасы до тех самых 150 «головок» и наслаждаться покоем и безопасностью. Однако с 1970 по 1980 год количество боеголовок выросло вчетверо. Дело в том, что даже тогда существовали десятки возможных причин, по которым ОВУ мог не состояться, — от аварии или диверсии на станции СПРН (аварии действительно происходили) до элементарной заварушки в Кремле, в ходе которой мог быть потерян контроль над ядерной кнопкой. Ровно поэтому в Кремле считали необходимым иметь ядерные силы, способные донести до Штатов 100-150 боеголовок хотя бы в ответном ударе. Между тем точность американских ракет росла, и стратегические ядерные силы развивались с учётом не только текущих, но и потенциальных угроз.
Потенциальные угрозы быстро стали реальными, попутно сделав ответно-встречный удар не слишком реалистичным. К середине 1980-х годов США смогли выйти из патовой ситуации за счёт ставки на малое подлётное время, высокую точность и малую заметность. Усилия американцев были направлены по нескольким направлениям. США разрабатали новое поколение БРПЛ: к 1990 г. была создана очень точная ракета Trident-II, способная надёжно поражать высокозащищённые цели. Кроме того, США удалось повысить точность МБР: круговое вероятное отклонение (КВО) у ракет МХ (на вооружении с 1986 г.) довели до 100 м.
К середине 1980-х Пентагон воскресил на новом техническом уровне стратегические крылатые ракеты — Tomahawk и AGM-86. Малая высота полёта (от 60 м — «над верхушками деревьев») и небольшой размер крайне затрудняли их обнаружение средствами ПВО, а очень приличная по тем временам точность (КВО 60 м) давала 150-килотонным боеголовкам возможность надёжно поражать самые «затейливые» цели. Крылатые ракеты могли незамеченными проникнуть в воздушное пространство противника и в «час Х» нанести эффективный удар по ядерным объектам и командным пунктам СССР.
Помимо развития МБР и крылатых ракет США начали разворачивать в Европе новые ракеты средней дальности (РСД). Идея «обезглавливающего» удара РСД появилась у американцев ещё в середине 1970-х, и к 1982 году усилия Пентагона увенчались «Першинг-2». Новая РСД имела малое подлётное время (8 минут) и высокую точность (КВО 50 м). Наконец началось производство малозаметных ударных самолётов — знаменитых «стелсов».
К началу перестройки в СССР американцы сумели резко увеличить потенциал «разоружающего», «ослепляющего» и «обезглавливающего» удара. В итоге, когда под занавес советской эпохи начались переговоры по сокращению ядерного оружия (СНВ-1), многие эксперты сомневались в том, что даже уровень в 10 тысяч стратегических боеголовок гарантирует полномасштабное возмездие после «обезоруживающего» удара США. Советский истеблишмент не слишком полагался на ОВУ.
Со времён «холодной войны» и американские РСД, и наземные «томагавки» исчезли из Европы, а американский ядерный арсенал сократился примерно вдвое. Параллельно, впрочем, сократилось и количество целей, а формальное сокращение американского ядерного кулака компенсировалось его качественным совершенствованием.
Сценарий ядерного нападения в современных условиях выглядит следующим образом. Удар наносится без очевидных, режущих глаз приготовлений: американская военная доктрина предусматривает внезапное и упреждающее применение силы. В первом эшелоне атака ведётся «трезубцем» — БРПЛ Trident-2, крылатыми ракетами с ядерными боеголовками и малозаметными самолётами.
«Трайдент» — главное приобретение американских ядерных сил по сравнению с концом 1980-х. Высокая точность (КВО 120 м) превращает её в единственную БРПЛ, способную надёжно поражать высокозащищённые цели. Итак, гипотетически стартовав из акватории Баренцева моря, «трайденты» летят по настильным траекториям (высота до 200 км) — это сокращает подлётное время и резко снижает дальность обнаружения радарами СПРН (до 1600 км). Спустя некоторое время — 6-8 минут для центральной России — боеголовки достигают своих целей, разрушая ракетные шахты, командные пункты и центры связи, поражая подводные лодки у причалов, мобильные ракетные комплексы в лёгких укрытиях, аэродромы стратегической авиации. Несколько высотных ядерных взрывов блокируют радиосвязь.
Второе «действующее лицо» гипотетической атаки — крылатые ракеты морского и авиационного базирования, как в ядерном, так и в обычном оснащении. При этом, хотя размещение ядерных КР на кораблях запрещено договором СНВ, это ограничение эфемерно — обычные боевые части «томагавков» заменяются ядерными практически мгновенно. Учитывая состояние нашей ПВО, их эффективное обнаружение практически исключено. Свою роль сыграют и малозаметные самолёты.
Наконец, на дезорганизованную и потерявшую управление группировку РВСН обрушивается добивающий удар МБР «Минитмен-3», на которых перекочевала часть боеголовок с МХ.
При таком развитии событий шансов организовать супостату ответно-встречный удар в нашей суровой реальности не остаётся: МБР сейчас являются лишь «замыкающими» в ряду средств обезоруживающего и обезглавливающего удара. Так что гипотетический удар наших СЯС будет не ответно-встречным, а именно ответным. Нетрудно догадаться, что это предполагает резкое сокращение поголовья стартующих МБР.
Впрочем, остаются ещё мобильные платформы — подводные лодки и подвижные грунтовые ракетные комплексы (ПГРК). Они действительно могут создать проблемы атакующим, однако не настолько большие, как принято думать. Неуловимость и неуязвимость 120-тонных машин даже на маршруте патрулирования сильно преувеличены. У подводных лодок другое слабое место — связь. Погруженные лодки способны принимать передачи только в диапазонах очень низких и крайне низких частот. Передатчики, работающие в этих диапазонах, — это чудовищные конструкции, существующие в единичных экземплярах, весьма уязвимые. С проблемами сопряжён и приём: буксируемые антенны для такой связи имеют длину 300-900 м, а глубина их погружения ограничена 30 м. Такой «хвост» ограничивает скорость лодки тремя узлами и возможность маневрировать. В результате лодки выходят на связь с командными пунктами со значительными перерывами, так что атакующей стороне вовсе не обязательно топить их в первые минуты после нанесения ядерного удара.
Вот и получается, что в реальности «полторы тысячи боеголовок, взлетающие во встречном ударе», существуют только в фантастике от отечественного агитпропа. В ходе настоящего конфликта 85-90% нашего ядерного будут уничтожены, не успев стартовать. А оставшимся 10% (а это уже далеко не сотни носителей) предстоит иметь дело с ПРО, перспективы которой отнюдь не столь темны и печальны, как нас пытается убедить пропаганда, при этом почему-то нервно реагируя на противоракетную угрозу. В общем, ответ на вопрос, зачем нужны тысячи боеголовок, на самом деле весьма прост: доставить по назначению... пару десятков.
Автор Евгений Пожидаев
Плюшка